Между ампиром и модерном: пять главных зданий Гагаринского района. Red House Уильяма Морриса: мечта об утопии Красный дом англия

Когда португальский архитектор Луис Ребело де Андраде (Luís Rebelo de Andrade, его бюро существует с 1989 года) впервые посетил Эрдаде да Консидерада, он понял, что территория в 500 га не имеет никаких геодезических маркеров. Путешественники и гости могли легко заблудиться в красивом, но почти однородном ландшафте.

Архитектор спроектировал красный House 3000, который был призван стать новой точкой отсчета в этом районе. Ярко-красная постройка выделяется среди старых сосен и пробковых дубов.

Фасады дома имеют рифленую поверхность, благодаря ей красный цвет выглядит благородно.

Дом возведен в уединенном месте в нескольких минутах ходьбы от Алкасер-лу-Сал в Португалии.

Дом возведен в уединенном месте в нескольких минутах ходьбы от Алкасер-лу-Сал в Португалии. Именно здесь можно укрыться от городской жизни. Структура дома опирается на стереотипную форму дома - двускатная крыша, простые двери и окна. Архитектор намеренно ссылается на первые дома поселенцев на диком Западе, классические «дома прерий».

Территория в 500 га не имеет никаких маркеров. Путешественники могли легко заблудиться в однородном ландшафте.

Внутри дома все по-другому: интерьер простой, но изысканный. Деревянные полы, предметы ручной работы, традиционные узоры и современная мебель сочетаются в эклектичном пространстве. Благодаря большим окнам из комнат открываются эффектные виды на живописный лес, а также много дневного и солнечного света.

Как в главном доме, так и небольшом здании фермы минимизировали затраты на строительство, в обеих постройках использовано минимальное количество материалов.

Все комнаты белые. Главное украшение - текстиль ручной работы, хорошая мебель и несколько эффектных светильников.

Архитекторы сосредоточились на экологичности. Они установили солнечные батареи и передовые системы нагревания воды, а также резервуары для сбора дождевой воды. В результате получилось, что дом вырабатывает больше энергии, чем расходуют его жильцы.

Точнее в то время улица была еще совсем юной и именовалась 1-я улица Строителей . Четную сторону в 1952-54 гг. сформировал жилой квартал «Красных домов», к 1959 году почти была достроена нечетная сторона. И появилась новая улица в городе, названная в честь суровых первопроходцев с экскаваторной и грузоподъемной техникой на Юго-Западе.

1. Вид на «Красные дома». Кадр сделан на площадке между домами 7к1 и 11к1 по ул. Строителей.

2. Доска почета. Вид с площадки в сторону Ленинского проспекта, видны дворы домов 7к1, 3.

Не будем отвлекаться на соседние дворы и вернемся на четную сторону к «Красным домам».

3. «Красные дома» на ул. Строителей.

Очевидно, что дома прозвали красными за цвет их отделки. Более подробное объяснение (или интерпретация) данного названия рассмотрено в статье Алексея Рогачева «Юго-западу – 50» («Квартира, дача, офис», №95, 03/06/2002) :

Жилой ансамбль «Красных домов» на ул. Строителей (д. 4, 6) был построен в 1952-54 гг. Красными их прозвали за цвет отделочной плитки. Период строительства домов совпал с моментом, когда производство керамических плиток для облицовки фасадов зданий находилось еще на стадии эксперимента. Одну из технологий изготовления предложил инженер Мелий. Красными плитками (плитками Мелия), изготовленными по этой технологии, были покрыли фасады первых 14 жилых корпусов Юго-запада. Век красных плиток оказался недолог - всего через несколько лет для московских домов окончательно установился привычный для нас бежево-розовый цвет, который и стал господствующим на просторах Юго-запада.

Расстановка «красных» домов в плане напоминает две обращенные навстречу друг другу скобы (из семи корпусов каждая), между которыми расположился удивительно уютный, замкнутый но при этом просторный и обильно озелененный двор. А вокруг массива «красных» домов расстилается другой, внешний двор, окруженный со всех сторон домами, стоящими по границам квартала.

5. Двор «Красных домов». Фото 1955 г. Вид от дома 4к4 к дому 6к4 (в сторону пр-та Вернадского).

6. Двор «Красных домов». Фото второй половины 1950-х. Вид из двора дома 4к.1-7.

Здесь же, на южной границе, пролегающей по улице Строителей, можно ознакомиться с интересным образцом использования рельефа местности. В небольшой пригорок вдоль улицы врезан гараж для индивидуальных автомобилей (архитектор И.Виноградский). Крыша гаража служит площадкой для прогулок, что подчеркнуто постановкой на ней двух беседок довольно легкомысленного вида.

7. Ул. Строителей, вид в сторону Ленинского проспекта. Фото второй половины 1950-х (1955-57), слева виден квартал «Красных домов». Cканы фотографий из книги «Москва. Планировка и застройка города. 1945-1957. Часть первая».

8. «Красные дома», схемы, планы.

9. Улица Строителей, вид в сторону Проспекта Вернадского. Фото середины 1960-х (1962–67).

Ну, вот, пожалуй, и все. Осталось назвать тех, кто разрабатывал генеральный план застройки этого замечательного московского района. Эту благородную задачу успешно решили сотрудники мастерской №3 Моспроекта, руководимой известным архитектором А.В.Власовым.

10. Вид на 13 квартал Юго-Запада с «Дома преподавателей» на Ломоносовском пр-те. Фото второй половины 1960-х (1967). В глубине квартала виден жилой комплекс «Красных домов» и беседка на крыше гаражного комплекса.

Вернемся к фильму. В статье Рогачева упоминается, что изначально архитектурный ансамбль «Красных домов» на Строителях включал в себя две легкомысленного вида беседки, установленне на крыше гаражного комплекса. В настоящее время ни одной из них не сохранилось. В какой-то момент по неустановленным причинам их демонтировали и, главное, никто уже не помнит когда и почему. Более того, одна беседка точно была и неизвестно где была вторая.

11. Вид на «Красные дома». «Достопримечательное места» на Яндекс.Картах .

12. Вид на «Красные дома».

На кадрах, снятых в движении с грузовика, можно поближе разглядеть основания колон беседки.

13. Современный вид на «Красные дома».

Беседки современные. В торце стены прорублены витринные окна и переоформлен вход в помещение.

14. 13-й квартал на Юго-Запада Москвы. Скан фотографии из книги «Старая Москва. Часть 11» (из журнала Виктора Борисова) .

Замечательный кадр. Вид от «Красных домов» на ул. Строителей в область. Слева на кадре видны колонны беседки.

15. Улица строителей, современный вид. Фото из из журнала jst_ru .

В настоящее время дома сохранились в очень приличном состоянии и глаз радуется, когда проходишь этот квартал.

16. «Красные дома», современный вид. Элементы декора. Фотографии из альбома «Квартал красных домов » M rJanka на Яндекс.Фотках.

17. «Красные дома», современный вид. Элементы декора. Фотографии из альбома «Квартал красных домов » M rJanka на Яндекс.Фотках.

Кроме ул.Строителей «Красные дома» были построены в Москве еще в двух местах.

18. Строительство жилых домов на 1-й Хорошевской улице. Фото середины 1950-х (1956). Из книги «Москва. Планировка и застройка города. 1945-1957».

Справа строящееся здание «Красных домов».

19. «Красные дома» на ул. Куусиена, современный вид. Фотографии из альбома «Квартал красных домов » M rJanka на Яндекс.Фотках.

20. «Красные дома» на ул. Б.Галушкина, современный вид.

Из серии «Красных домов» дома на ул.Строителей являются более ранними (1952-54) и наиболее масштабными, в сравнении с остальными домами данной серии. На Б.Галушкина дом построен в виде скобы (постройка 1956-57), на Куусиена выстроили только торцевую часть, выходящую на улицу, без замкнутого двора (постройка 1956-57).

P.S.
В полном цвете «Красные дома» на Строителях встречаются в фильме Веселые истории (1962 г., режиссер Вениамин Дорман) . При просмотре обратите внимание, в кадрах присутствует беседка.

Обычная картина, адские водители ...

И в детективе Версия полковника Зорина (1978 год, реж. Андрей Ладынин, Мосфильм) , см. начиная с 24–25 минуты от начала.

На The Village появилась новая рубрика «Дом, в котором», где, в отличие от «Где ты живешь» и «Где ты работаешь», мы будем рассказывать не об известных всем открыточных домах, а о незаметных зданиях Москвы с интересной судьбой и архитектурой.

В октябре 2017 года дом № 14 в Старокирочном переулке, где до революции находился приют для престарелых женщин, перекрасили из желтого в черный. Постройка сразу стала новой достопримечательностью Басманного района. Не только благодаря свойственному скорее Голландии или Германии цвету, но и из-за самоорганизации местных жителей, отказавшихся от покраски дома в нехарактерный для него исторически желтый цвет. The Village узнал, с какими трудностями столкнулись жильцы при перекраске дома, что по этому поводу думают москвоведы и как на новый цвет отреагировали соседи и чиновники.

Жилой дом в Старокирочном переулке

Архитектор: неизвестен

Адрес: Старокирочный переулок, 14

Постройка: 1910 год

Высота: 4 этажа

Количество квартир: 6

Стиль: эклектика / кирпичный стиль

История дома

Четырехэтажное краснокирпичное здание построили в 1910 году. До революции оно было включено в комплекс построек в Старокирочном переулке, получившем свое название от располагавшейся там до пожара 1812 года лютеранской кирхи. Этим комплексом управляло Московское городское попечительство о бедных. В Старокирочном переулке, согласно справочнику «Вся Москва» за 1917 год, располагались столовая для бедных и Дом призрения (приют) для престарелых женщин. В инженерном плане Москвы 1937 года на этом участке изображены два кирпичных здания - двухэтажное и четырехэтажное. Вероятнее всего, в четырехэтажном здании был приют, так как он предполагал большое количество людей, а в двухэтажном - столовая. Сам комплекс в то время был окружен десятком одно- или двухэтажных частных домов.

После революции приют стал жилым домом с коммуналками. В 60-е годы все исторические особняки вокруг здания снесли для строительства трех хрущевок. Впрочем, с одной стороны от дома сохранился Лефортовский дворец, с другой - пусть и скрытый за заборами «Российских космических систем», единственный дошедший до нашего времени памятник петровской Немецкой слободы - дом Анны Монс XVII века.

Перекраска дома

По словам одной из жительниц дома, здание сохраняло свой первоначальный вид - фасад из красного кирпича без штукатурки - до 60-х годов. Затем его перекрасили в желтый цвет - и в таком виде дом простоял до 2017 года. «В 2008 году, за год до нашего переезда, дом признали ветхим и должны были снести, все нас этим пугали», - рассказывает работавшая с Норманом Фостером архитектор Тамара Карасева, которая вместе со своим мужем Павлом Кравченко инициировала перекраску дома. Для того чтобы избежать сноса здания, другой житель дома, бывший районный муниципальный депутат Евгений Павлов, предложил провести ремонт дома. В итоге здание отремонтировли и вернули в жилой фонд, а позже провели еще один ремонт - капитальный, который начали делать осенью 2017 года.

По словам Карасевой, жильцы хотели привести дом к изначальному виду, очистив его до кирпича при помощи пескоструйной обработки, «но, как выяснилось, это колоссальные деньги». Для этого нужно не только заплатить рабочим и арендовать специальное оборудование, но и полностью закрыть дом защитным коробом. В противном случае все окрестности покрываются кирпичной пылью. Однако уже после начала капитального ремонта жильцы выяснили, что в него входит и покраска фасада. «Как-то раз мы выходим из дома и встречаем парня-прораба, такого Эдика, - вспоминает Карасева. - Он выбирал цвет. Мы его спрашиваем: „А что, можно покрасить в свой цвет?“ Он говорит: „Ну, в общем-то, да. Проведите собрание собственников, и, если никто не будет против, покрасим в ваш цвет“».

Супруги решили, что это будет «голландская история, потому что мы, во-первых, любим Европу, а во-вторых, - в качестве протеста против желтого цвета». Прораб был не против. «Мы распечатали картинки Амстердама, сфоткали наш дом, в „Фотошопе“ обозначили белым оконные портики. Через месяц провели собрание собственников - всем понравилось». Карасева утверждает, что «они только потом осознали, какой мы выбрали цвет и что вообще происходит. Кто смог - подписал, и мы, радостно потирая ручки, пошли отдавать это прорабу. Получилось немножко темнее, но все равно красиво».

Тамара Карасева

жительница дома, архитектор

Дом покрасили за два дня. И тут началась соседская буча. У нас есть дворовый чат в WhatsApp, где обсуждают шлагбаумы, кто чью машину поцарапал, кто не там припарковался и должен уехать до утра и так далее. Вот там они и начали писать «О-о-о, какой-то дом Дракулы!», местные бабушки стали набрасываться на меня, мол, черный цвет может плохо повлиять на детскую психику. В «Москва. Детали » были комментарии: «Боже мой, какой кошмар, как я буду смотреть сюда, мне страшно, вы не представляете, я-то смотрю на это каждый день!» Потом во «ВКонтакте» эта девушка, которая оказалась жительницей соседней хрущевки, написала мне: «Может, вы подскажете, как бы и нам дом перекрасить?»

Высота потолков

3,2 метра

Санузел

совмещенный

Площадь четырехкомнатной квартиры

60 квадратных метров

Стоимость четырехкомнатной квартиры

14 миллионов рублей

Нас в принципе не любят, потому что у нас в квартире кирпичные стены, спрашивают: «А что у вас такое? Это не офис?» То есть у людей такое узкое сознание, что они не могут представить, что может быть так. Приходят соседи, говорят, какая красивая квартира. А ведь любая квартира в этом доме может быть такой. Просто надо приложить усилия.

На следующий день после перекраски нам разбили окно в машине. Кто-то связывает это с тем, что люди, которые здесь живут годами, решили отомстить тем, кто приехал сюда десять лет назад. Такой обряд инициации. Потом соседка, живущая наверху, сказала: «Да ладно, что вы, красиво же», - а бабушки, которые кричали «ужас, ужас», теперь водят сюда экскурсии, показать, что такой вот домик у нас есть. Привыкли.

После перекраски дома у жильцов также начались проблемы с чиновниками, которые сочли ее незаконной. Собрание собственников, на котором обсуждался этот вопрос, власти признали нелегитимным. «Как оказалось, это нужно сделать по определенному сценарию, недостаточно просто собраться и написать требования», - рассказала Карасева. По ее словам, сначала нужно было уведомить управляющую компанию о том, почему нужно перекрасить дом. Затем провести собрание жильцов, причем в соответствии с регламентом: предварительно письменно уведомив их о предстоящем собрании, записав протокол и отправив все эти документы чиновникам. «Если все за, то можно красить. Плюс у каждого района есть свой колористический паспорт, и, я думаю, что серого там нет точно», - говорит Карасева.

Она добавляет, что этот вопрос уже обсуждали жилищные конторы и штаб по капремонту Москвы: «Это прецедент - оказалось, что жители могут просто взять и покрасить свой дом в любой цвет». «Сейчас установилось подозрительное затишье, кажется, что в любой момент может кто-нибудь еще прийти. Так что все это еще в процессе», - заключает Карасева.

The Village также попросил рассказать о доме автора паблика «Москва. Детали» Дениса Бычкова, который

За мной, читатель! - захотелось воскликнуть мне, приступая к рассказу, воскликнуть вслед за Михаилом Булгаковым. Воскликнул и задумался: почему вспомнился мне вдруг Михаил Афанасьевич?

Возможно, из-за этих вот строк: «Неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» - это говорит Воланд.

А вот продолжает Маргарита: «Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах».

Многие из нас, наверное, мечтали о вот таком идеальном доме - где есть место для прогулок и труда, для дружеских встреч и уединения, где уют сочетается с романтикой. Многие думают о доме своей мечты, но немногие решаются построить его. Однако именно так поступил молодой английский художник и дизайнер Уильям Моррис.

Выпускник Оксфорда, один из создателей движения прерафаэлитов, в 1859 году он женился на натурщице Джейн Берден. Джейн, дочь конюха и служанки, был замечена лидером прерафаэлитов Россетти, когда с подругами она пришла в театр Друри-лейн. Во время работы над фресками конференц-зала в Оксфорде Джейн познакомилась с Моррисом.

Джейн Берден, ставшая Джейн Моррис, была одной из необычных и ярких женщин своей эпохи. Практически неграмотная до замужества, после она занялась самообразованием, изучала иностранные языки, научилась играть на пианино, изменила манеру речи. Есть предположения, что она стала одним из прототипов Элизы Дулитл в «Пигмалионе» Шоу (и в мюзикле «Моя прекрасная леди»). Но известность Джейн снискала все-таки не образованность, а редкая, уникальная красота. Ее писали многие прерафаэлиты, в том числе и ее муж Уильям Моррис, изобразивший возлюбленную в образе Гвиневры (один из ключевых образов для творчества прерафаэлитов).

Но гораздо больше Джейн изображал Габриель Данте Россетти, самый яркий представитель братства прерафаэлитов. В его работах она представала то греческой Прозерпиной, то сирийской Астартой, то героиней викторианского поэта Теннисона.

Увлеченной своей любовью, Моррис решил построить особый, уникальный дом.

Это должно было быть не просто уютное гнездышко для влюбленных, но и не основательный викторианский особняк. Это должен был быть дом, сочетающий эстетические и социальные увлечения прерафаэлитов.

Моррис задумал Red House как воплощение средневекового идеала красоты и современного представления о комфорте, уюте, открытом пространстве и потоках света, которые так нужны художнику. Вместе с архитектором Веббом дом был спроектирован и построен за год. В 1860 году молодожены переехали в свой замок.

Удалось ли Моррису создать в своей доме кусочек Утопии? Пожалуй, да. Морисы были очень щедрыми хозяевами, и в доме часто гостили друзья и коллеги. Наиболее частыми были Россетти с его возлюбленной Элизабет Сиддал и Берн-Джонс с женой Джорджианой. До обеда гости вместе с хозяевами работали над фресками и гобеленами, потом наступала череда обеда - Моррис любил вкусно поесть. Работа чередовалась с играми в прятки, «яблочными битвами», прогулками по окрестностям.

Осталось множество рисунков Россетти и Берн-Джонса, которые позволяют передать атмосферу этого радостного, творческого дома, где шутки и веселье были нормой.

Попробовать ощутить атмосферу Красного дома может каждый, кто окажется в Лондоне. За полчаса электричка домчит вас до станции Bexleyheath, расположенной в центре одноименного городка. Как-то раз и мы вместе с нашими лондонскими друзьями решили проделать этот маршрут. Еще полчаса по дороге (считая время на сбор плодов с дикорастущей сливы, встретившейся нам по дороге), и мы проходим к ограде дома.

Red House окружен небольшим садом, в глубине которого скрывается касса и чайная комната. Можно взять чаю и посидеть за деревянными столами, пытаясь мыслями погрузиться в прошлое. Сам дом, пожалуй, удивит своей «стандартностью» тех, кто знает его репутацию новаторского для своего времени строения. Черепичная крыша, красные кирпичные стены - да это же стереотип английского загородного дома!

Все дело в том, что этот стереотип и возник-то благодаря работам Морриса и его последователям из движения «Arts and Krafts». До этого типичным загородным домом был или тюдоровский замок из необработанного камня, или классицистический особняк с колоннами у входа.

Внутри Красного дома осталось не так уж много от оригинального дизайна. Хотя последующие владельцы и относились внимательно к дому, понимая его значение, что-то было продано, что-то утрачено или изменено. Но все равно прежняя сказка не покинула дом - то профиль Гвиневры, то латы Ланселота мелькают то на дверцах гардероба, то на стенах гостиной. В мастерской Морриса оригинальные печатные камни, с которых он печатал обои и ткани. Во дворе стоит сам печатный станок.

Судьба Морриса «после Красного дома» неоднозначна, не укладывается в рамки. С одной стороны тянет написать о ней в ключе «разрушение утопии». Не удались планы построить рядом дом для Берн-Джонса (у того умер новорожденный сын, и он впал в депрессию). Ухудшились отношения с женой - увлекающаяся Джейн стала любовницей Россетти, ближайшего друга и товарища по Братству прерафаэлитов. Растущий дизайнерский бизнес требовал все более частого присутствия в Лондоне. В 1865 году Моррис забросил Red House и уехал оттуда.

Утопия умерла? Не совсем. Моррис нашел в себе силы и в жизни следовать провозглашенным им принципам. Он снимает на паях с Россетти коттедж Kelmscott Manor в Оксфордшире, где какое-то время они живут втроем с Джейн. После периода разрыва, когда Джейн несколько месяцев живет с Россетти вдвоем, она возвращается в Моррису и остается с ним до конца его дней.

В 1890 появляется роман «Вести ниоткуда», где Моррис выражает свой взгляды на жизнь в развернутой форме: «Это сон современника, весьма похожего на самого Морриса, о будущем, поэма в прозе. Автор описал идеал, к которому сам стремился всю жизнь — это человек, преобразивший мир своим трудом. Нет более голода и принуждения, стимулом к работе является жажда творчества и каждое произведение человеческих рук — произведение искусства. Города превратились в огромные сады, нет более частной собственности, классов, в любви следуют своему чувству, исчез институт брака, порождённый корыстью».

(Любопытно, что в то время, как Моррис планировал Red House, Лондон посетил другой утопист - Николай Чернышевский. В его романе «Что делать?» можно будет увидеть взгляд на любовь и брак, в чем-то очень близкий моррисовскому).

…Нам пора покидать Red House. Небольшая фотосессия с друзьями, допиваем чай - и в обратный путь. Пожалуй, надо будет на днях заехать в Tate Britain, чтобы снова посмотреть увидеть Джейн Берден…

Отечество нам – Красные Дома

И стория нашего родного пространства – Красных Домов и прилегающих к ним территорий: зелёных внутренних дворов с фонтанами и аллеями, площадки над гаражами (когда-то – с беседкой), с лестницами, восходящими к этой площадке от улицы Строителей, тихого проулка между "дворами - междворья", «младшей» улицы или даже внешнего двора, тянущегося вдоль заборов Первой и Одиннадцатой школ, - словом, история этих волшебных мест началась ещё до собственного начала. Не просто прежде, чем в наши дома стали заселяться их первые жители, а даже ещё до того, как на бумаге появились первые их чертежи.

Нам обещали город-сад: От замысла к воплощению

Историю наших домов – и московского Юго-запада как особенного архитектурного явления вообще, поскольку наше пространство – органичная его часть, - можно отсчитывать по крайней мере с того времени, когда, по некоторым свидетельствам, Ле Корбюзье «предлагал советскому правительству не рушить и не перестраивать старую Москву, оставив город заповедным. А новую социалистическую Москву сразу возводить на Юго-Западе, за Воробьевыми горами, на пустом месте и по своему вкусу.» Как мы знаем, относительно старой Москвы советское правительство не слишком прислушалось к мнению знаменитого архитектора; а вот что касается второй части совета – она оказалась осуществлена с удивительной точностью, хотя и не сразу. Идее новой Москвы за Ленинскими горами пришлось дожидаться воплощения более десяти лет, - помешала война, - зато потом она воплощалась последовательно на протяжении целого десятилетия. Так что корни проекта уходят в идеи социалистического переустройства Москвы середины 1930-х.
Собственно, можно назвать точную дату начала предыстории Юго-запада: это 1935-й. Прародителем и источником его стал так и не осуществившийся Дворец Советов. Не осуществиться-то он не осуществился, зато сама его идея отбросила такую грандиозную тень, что мы живём в ней по сию пору.

Генеральный план реконструкции Москвы, принятый в том году, предусматривал, что территория города будет прорезана широкими магистралями, которые будут отходить от Дворца Советов, замысленного на месте снесённого Храма Христа Спасителя. Из центра сюда, к нам, через Лужники должны были вести два больших проспекта – тогда их обозначали условными названиями «Восточный луч» и «Западный луч». И да, эти дороги действительно проложили, - только чуть позже, - и мы знаем их под другими именами.
Активная же планировка Юго-запада началась вскоре после войны, во второй половине 1940-х; первый план этих ещё не рождённых мест, который случилось видеть автору этих строк, относится к 1949 году. Во всяком случае, именно в 1949 году было принято постановление о массовом строительстве жилья, предполагавшее, в числе прочего, что «столице необходимы высокие и красивые дома, ни в чем не уступающие западным образцам» . В связи с этим в 1951 году под руководством архитектора Дмитрия Чечулина был разработан новый план реконструкции города, действовавший вплоть до 1960 года. Этот план и определил облик нашей части Москвы: Юго-запад стал районом первой послевоенной массовой застройки, а выбрали его для этой цели потому, что условия жизни здесь были оценены как исключительно благоприятные – «расположение <…> с подветренной стороны, на высоком (свыше 80 м) берегу реки Москвы, обилие насаждений, сухость местности».

Особенность этих мест – в том, что проектирование происходило не только на уровне отдельных домов: мы имеем тут дело с целостным мышлением (даже – с мировоззрением, спроецированным на градостроительство), с проектированием среды в целом. Именно поэтому в каждом доме, в каждом дворе эта среда оставила свой ощутимый, до сих пор узнаваемый отпечаток. Улицы, пересекающиеся почти под прямым углом, образущие прямоугольные кварталы, большие дома с внутренними скверами, - почти петербургская ясность и логичность.

На материале Юго-запада послевоенная Москва старалась показать, какой она хотела бы быть, каким виделся её строителям идеальный город – ещё в середине тридцатых. Наше пространство возникало как воплощённая утопия. Как и положено утопическим пространствам, он был призван воспитывать нового человека.

Позже писали, что Юго-запад стал «пионером послевоенных градостроительных преобразований, определивших будущее Москвы.»

Это – один из тех редкостных случаев, когда утопия осуществилась… или почти.

«Юго-запад, - напишет в год пятидесятилетия нашего городского урочища (2002) Алексей Рогачёв в журнале «Квартира, дача, офис», - остался уникальным в истории московского градостроительства районом, в котором оптимальным образом совместились черты старой доброй архитектуры с гигантскими масштабами поточного домостроения. При разглядывании плана Юго-запада прежде всего привлекает удивительная, исключительная для бестолковой Москвы четкость и ясность нарезки кварталов, расстановки домов, что свидетельствует о том, что проекты градостроителей не были брошены, как то часто бывало, на полпути, а доведены до логического завершения.»

«Кварталы Юго-запада, - пишет он далее, - отличаются правильными прямоугольными очертаниями. Улицы проложены прямо, вне зависимости от особенностей рельефа. Потом за это Юго-запад дружно ругали - дескать, потребовался слишком большой объем земляных работ. Но до чего же элегантно выглядят прямые улицы и как легко ориентироваться в четкой сетке кварталов - особенно, если вспомнить запутанные, искривленные дугами переулки старой Москвы или районов новостроек 70-90-х годов. Подчеркнутые четкость, симметрия, логичность - отличительные черты планировки района. <…> Поставленные вдоль границ квартала дома надежно отделяют внутриквартальное пространство от улиц. Улицы Юго-запада выглядят парадными коридорами, а дворы замкнуты и уютны.»

Генеральный план застройки нашего района разработали сотрудники мастерской N3 Моспроекта под руководством архитектора Александра Васильевича Власова, который был её первым руководителем (1951-1955) и одновременно главным архитектором Москвы. Улица его имени и сегодня существует неподалёку, за Ленинским проспектом и улицей Вавилова.

«В мастерской Власова работали такие замечательные архитекторы, как Мезенцев Евгений Николаевич, Стамо Яков Борисович, Белопольский и Дмитрий Иванович Бурдин. Именно их коллективному творчеству принадлежат разработки большинства проектов «сталинских» домов в районе Университета.» К чертам власовского замысла принадлежало укрупнение кварталов, «равномерное размещение первичной и районной сети культурно-бытового обслуживания» и «создание свободных озелененных пространств». Нам обещали город-сад.

Строительство Университета

Роль формирующего центра, взамен Дворца Советов – о котором к тому времени уже окончательно стало ясно, что состояться ему не суждено – приняло на себя Главное здание МГУ, которое как раз тогда начало строиться на Ленинских горах. Это властное, безусловно доминирующее здание просто не способно было оставить окружающую территорию безучастной – самим своим существованием оно требовало такой её организации, чтобы она ему соответствовала.

Решение о постройке на Ленинских горах, на месте огородов и садов села Воробьёво, комплекса новых зданий для Университета было принято в 1947-м – и сразу же, под руководством архитектора Власова, началась планировка местности для него и – одновременно - для застройки Юго-Западного района.

Тут-то и пересекли наши пространства обещанные ещё в тридцатых Восточный и Западный лучи. Много позже, 30 марта 1956 года, «Западный луч» получит название Мичуринского проспекта, а «Восточный луч» - проспекта Вернадского.

Задуманное одновременно с остальными семью московскими высотками (из которых одна, в Зарядье, как мы помним, так и не состоялась) – в 1947-м - Главное Здание Университета, вершина творчества архитектора Льва Руднева, после всех подготовительных работ, начало строиться только в 1949-м. Следующими городскими зданиями – и первыми капитальными жилыми - в этих местах, средь полей и деревень, стали наши дома.

Гармония нового города. 1952г.

На территории МГУ, как свидетельствуют первопоселенцы его жилых корпусов – сотрудники Университета и члены их семей,- вполне можно было жить, не покидая её пределов. Там с самого начала были устроены магазины, прачечная, химчистка, парикмахерская, бассейн, кинотеатр, концертный зал, библиотека, столовые… Подобием этого самодостаточного комплекса были в своём начале и Красные Дома – их вызвало к жизни то же градоустроительное мышление (да и неудивительно – ведь вокруг, кроме деревень, не было ничего). Ни один из домов, строившихся в окрестностях Домов позже, не был снабжён минимально необходимым набором магазинов, в наших же Домах он был устроен почти изначально: продовольственный магазин в д. 6 кор. 4, булочная в д. 6 к. 7, овощной в д. 4 кор. 2 (в этом же корпусе, кажется, была парикмахерская) и универмаг в д. 4 кор. 4. Насколько автору этих строк, родившемуся в 1965 году, известно по рассказам, эти магазины открывались постепенно – не знаю точно, в каком именно порядке. Все они (кроме булочной, закрывшейся где-то в семидесятых, если не в шестидесятых, - во всяком случае, у меня памяти о ней уже не осталось, - её сменило охотничье общество) счастливо дожили до конца советской власти, а некоторые из них надолго её пережили. Последним под напором перемен пал универмаг, закрывшийся, кажется, на рубеже 2010-х годов.

Массовое строительство на Юго-западе началось в 1952-м. Имя «Юго-запада» носили в ту пору два ряда кварталов, замышлявшихся слева и справа вдоль будущего Ленинского проспекта от нынешней площади Гагарина до улиц Крупской и Гарибальди.

1956г. Проект планировки кварталов (справа налево) ¦ 25, 2, 1, 13 и 14 Юго-Западного района

«В ходе проектирования. – писал Алексей Рогачёв, - каждый квартал еще не существующего Юго-запада получил свой номер, причем порядок нумерации составлял, очевидно, секрет проектировщиков. Так, движущемуся от центра путешественнику на правой стороне Ленинского проспекта сначала встретится квартал с номером 25 , потом пойдет номер 2, за ним 1, а дальше вдруг объявятся 13 и 14 кварталы.»

Так вот, нашему кварталу – Красных Домов – достался номер 13 (нам ли сомневаться, что он был счастливым!).

И это при том, что построен он был самым первым.

Сотворение мира. Дома на семи ветрах

Красные Дома – по своему официальному имени дома серии II-02, - «один из самых ярких и классических ансамблей советской архитектуры середины 1950-х», были построены по проекту архитекторов Д. Бурдина, М. Лисициана, Г. Мельчука, М. Русановой, Ю. Уманской, инженеров Б. Львова, А.Турчанинова, В. Телесницкого, разработанному в мастерской №3 Моспроекта под руководством архитектора А.В. Власова, - там же, где, как мы помним, разрабатывался генеральный план застройки всего Юго-Запада. Тип дома – панельно-кирпичный; стены кирпичные, перекрытия бетонные – «круглопустотные плиты по железобетонным ригелям». В каждом по восемь этажей. Высота жилых помещений – 3 м, квартиры – однокомнатные, двухкомнатные и трёхкомнатные. Город распространения – Москва. То есть, в других советских городах такие дома не строились. Это московские «эндемики», местные экзотические растения.

Позже по тому же проекту были построены три младших брата-близнеца нашего двудомья. Это - дом 6 кор.1-3 по улице Куусинена, недалеко от метро Полежаевская (1956-57, по другим сведениям - 1955), дом № 17 по улице Бориса Галушкина в районе ВДНХ (1956-57, тогда улица называлась улицей Касьянова) и, наконец, д. 4 по улице Пырьева (1960).

Из серии «Красных домов» наши дома – не просто самые ранние (1952-54): в них исходный проект осуществился полнее всего. Дом на Галушкина - один, на Куусинена выстроили только торцевую часть, выходящую на улицу, без замкнутого двора, на Пырьева – и вовсе одно крыло. И только у нас – два обращённых друг к другу, симметричных друг другу дома с ясно распланированными дворами, с внутренними аллеями и фонтанами.

Почему, собственно, красные? В 1952 году, когда дома начали строить, производство керамических плиток для облицовки фасадов зданий были еще на стадии эксперимента. Инженер А. Мелий предложил одну из технологий её изготовления, по которой и изготовили нашу красную плитку – названную, понятно, плиткой Мелия. Покрыли ею фасады первых четырнадцати жилых корпусов Юго-запада – это и были наши дома, по семь корпусов в каждом. Но век красной плитки оказался совсем недолог. Уже через пару лет стали выпускать плитку только розовато-бежевого цвета, который и господствует на просторах Юго-запада.

Итак, Дома, начавши строиться в 1952 году, в 1954-м уже заселялись.

«Мы, когда въехали, квартиры можно было выбирать», - вспоминает мама автора. (Решающим аргументом при выборе, как рассказывала она же, послужило то, что ей, в то время десятилетней, понравился номер квартиры, - он совпадал с номером квартиры её лучшей подруги на улице Горького.) «Когда нам дали "смотровую" (ну и слово!), мы приехали всем семейством и самым большим потрясением для меня была мойка на кухне. С краном. Два крана с водой в квартире! У нас! А еще мусоропровод.»

Новые горизонты

Зато вокруг не было ничего. Ближайшие дома стояли у Калужской заставы (сегодня мы знаем её как площадь Гагарина). Точнее говоря, далее, вдоль Калужского шоссе к началу 1950-х годов стояло ещё несколько капитальных сооружений – здания ВЦСПС и институтов Академии наук. Но всё это было, во-первых, изрядно далеко, а во-вторых, не слишком вовлечено в повседневную жизнь первопоселенцев Красных Домов. Их – получивших тогда же в местном речевом обиходе имя «домов на семи ветрах» - окружали открытые пространства. Пустыри, огороды…

Местность была холмистая, овражистая, болотистая. Рассказывают, что перед нынешним домом преподавателей МГУ (Ломоносовский, 14) текла река, - скорее всего, это была река Кровянка, получившая своё зловещее имя от находившихся в довольно дальних окрестностях боен (действительно, на старых картах ещё в 1930-е годы встречается топоним «Живодёрная слобода», восходящий к XIX веку, - в районе теперешней площади Гагарина), позже её убрали в трубу.

На месте парка перед Детским музыкальным театром имени Натальи Сац был – как ни удивительно это теперь - огромный овраг. Здесь, - вспоминают старожилы, - зимой катались на санках и лыжах, а весной овраг заполнялся водой, и дети плавали на плотах. (Те, кто рос позже, могут только тихо завидовать этому.)

На месте цирка, построенного в 1971-м, в начале 1950-х стояли бараки строителей Университета, большая столовая для них - и фанерная стрелка-указатель – в сторону МГУ и Киевского вокзала - с надписью: «Дорога на Москву» .

Похоже, настоящей Москвой здешние места себя тогда ещё не чувствовали.

А по ту сторону нынешнего Ленинского проспекта, который тогда назывался Калужским шоссе, ещё долго-долго стояло село Семёновское (тогда – Ленинского района Московской области). В черту Москвы оно вошло только в 1958 году, в 1950-е – 1960-е стало сливаться с застройкой Новых Черёмушек. Исчезало оно медленно. Рассказывают, что ещё в семидесятые горожане покупали у жителей села молоко; в пятидесятых, свидетельствуют старожилы, молоко, картошку и другие плоды сельского труда крестьяне носили продавать по квартирам. Последние дома Семёновского, в районе Воронцовских прудов, были разрушены только перед Олимпиадой-80 . Многие из нас их ещё помнят.

Место, между прочим, с глубокой исторической памятью. Известна точная дата его первого упоминания: 1453 год (к этому году относится духовная грамота великой княгини Софьи Витовтовны, которая отдавала своему внуку Юрию село Воробьёво с Семёновским). По старому Калужскому шоссе пришёл в Москву – а потом отступал из неё – Наполеон. Интересно, что здесь была построена едва ли не последняя из каменных православных церквей, возникших на территории современной Москвы при советской власти – Троицкая, - в 1924 году. До 1938-го храм оставался действующим, но в целом жизнь его оказалась очень недолгой. В нём устроили фабрику игрушек, с начала Великой Отечественной войны и до 1946 года – склад, и, наконец, в 1950-х, во время застройки территории Семёновского, - уничтожили.

Окресности

Мама автора этого текста вспоминает о сельской жизни своего детства следующее: «<…> мы любили делать вылазки на турнепс. За Красными домами еще ничего не было и расстилались необозримые поля с растущим на них каким-то корнеплодом. Все это охранял дядька на лошади. Зачем нам был нужен этот корнеплод, не представляю. Свекла это была сахарная или нет, корм какой-то для скотины. И мы, как настоящий скот, это ели и еще находили в этом удовольствие. Дядька, увидев нас, устремлялся на этой лошади к нам, чтобы изловить, и мы бежали от него, как ненормальные. Сказать, чтобы это было от голода, было бы искажением исторической правды. В наших коммуналках никто не голодал.»

«А вокруг, - вспоминает жительница возникшего чуть позже дома № 18 по Ломоносовскому, - была гигантская стройка и непроходимая грязь от нее. Родителям надо было ездить на работу, а мне в школу, т. к. учебный год еще не закончился. Утром мы одевали резиновые сапоги, в сумки брали туфли, ботинки и выходили и дома.» (Мама автора текста, жившая в красном доме № 4, тоже вспоминает, как ходили через грязь по доскам, причём даже в наших дворах. Когда в доме № 6, то есть совсем рядом, открылась булочная – до неё добирались именно таким образом.)

Трамваи на станции м. Университет

Трамвай пустили в 1955-м (линию проложили на участке будущего Ломоносовского проспекта между будущей улицей Вавилова и будущим же проспектом Вернадского, который в то время только застраивался – застроен он был в основном в 1955-1957 годах), троллейбус – в 1957-м. До этого с большим миром наши края связывал единственный автобус - № 23, причём около наших домов у него была конечная остановка. К тому моменту, когда автобус добирался до нынешнего Ломоносовского, 18, он оказывался уже так забит, что сесть в него было почти невозможно. Ходил он по тогдашнему Боровскому шоссе до Киевского вокзала, - соответственно, ближайшей к нам станцией метро была «Киевская». «Маршрут автобуса, - вспоминает жительница дома № 18, - проходил по маршруту автобуса N 119, который курсирует в настоящее время. По пути мы проезжали несколько деревень (в районе ул. Дружбы и Мосфильмовской ул.). Наконец, доехав до Киевского вокзала, мы переобувались в чистую обувь и уже на метро добирались до места назначения.»

Лужнецкий мост через Москва-реку со станцией «Ленинские горы», ныне «Воробьёвы», был открыт в 1958 году, а наша станция «Университет» - 12 января 1959 года.

Среднюю общеобразовательную школу №11 открыли 1 сентября 1955 года, близнеца её, школу № 1 (теперь у неё № 118) – в 1956-м. Пока их не было, дети из наших домов ходили учиться за будущий Ломоносовский проспект (тогда – «Проезд № 726») в школу № 14 (женскую) и другую, близнецовую с ней, мужскую (которую закончил, в частности, дядя автора текста). Когда построили «наши» школы, как раз началось совместное обучение. Наша мама вспоминает: «В школу мы пошли в 14-ую. Ходить надо было далеко. Асфальта не было и грязь по колено. Это был 4 класс и мы впервые стали учиться с мальчиками. А на следующий год у нас уже построили 11-ую перед домом. Я в нее перешла, а дядя Валя нет. Он всегда делал наоборот.»

Улицы Строителей тоже ещё не было. Наши дома числились по Боровскому шоссе. Даже не дома, а корпуса – вместо номера дома - "блок А и блок Б..." без номера дома; отсчёт начинался со стороны нынешнего 6-го дома – и почему-то с номера 12. Корпус, где пишу эти строки я, был тогда 25-м, - последним, мы жили на краю Ойкумены. Номера корпусов были крупно написаны на стенах белой краской. Ещё в 80-х годах некоторые из этих цифр были видны.

Обрастание пространством. Остывание сложности

Ломоносовский проспект

Юго-Запад строился от периферии к центру. Кварталы 1 и 2 между Ломоносовским и Университетским проспектами, считающиеся центром Юго-Запада, начали строиться позже Красных Домов. Через год после начала строительства Домов, в 1953-м, когда они уже понемногу заселялись, началось строительство огромного Дома преподавателей МГУ (архитекторы Я. Белопольский, Е. Стамо, инженер Г. Львов), достроенного в 1955-м, - младшего брата московских высоток, во многом похожего на них внутренней планировкой и внешним оформлением. Теперь это дом № 14 по Ломоносовскому проспекту.

Окрестными улицами – и их именами – наш 13-й квартал обрастал очень постепенно. Ломоносовский проспект появился на карте города в 1956-м. Часть его прошла приблизительно по трассе бывшего Боровского шоссе, до 1956 года она носила условное название «Проезд № 726». В 1961-м Ломоносовский проспект проложили до Мосфильмовской улицы и соединили с улицей Минской.

Ленинский проспект, строившийся как образцовая транспортная магистраль, получил имя решением Моссовета от 13 декабря 1957-го, в честь сорокалетия Октябрьской революции. Он вобрал в себя Большую Калужскую улицу - от Калужской площади до Калужской заставы, новопостроенный участок от Калужской заставы до Боровского шоссе и часть Киевского шоссе - от Ломоносовского проспекта до тогдашней границы города.

Ещё в конце 1930-х от Калужского шоссе по трассе будущего Ленинского прошла дорога в аэропорт Внуково, позже названная Киевским шоссе. Участок проспекта от Калужской заставы (нынешней площади Гагарина) до Ломоносовского проспекта был застроен к 1957 году, от Ломоносовского проспекта до улицы Кравченко - в 1959-м. Далее проспект рос уже вместе с нашим поколением: от улицы Кравченко до Лобачевского он протянулся в 1966-м, от Лобачевского до Миклухо-Маклая - в 1969-м и, наконец, от Миклухо-Маклая до МКАД - в 2001-м.

Проспект Вернадского, бывший Восточный луч, появился 30 марта 1956-го. В 1958 году Лужнецкий мост соединил его с Комсомольским проспектом, а с другой стороны он был продлён продлён до 4-й улицы Строителей, которую мы теперь знаем под именем Кравченко.

Улица Строителей

И только в 1958-м обрела своё почти сегодняшнее имя наша улица - улица Строителей, названная в честь строителей Юго-запада. Как раз к этому времени её нечётная сторона была почти достроена. Тогда она была Первой (и оставалась ею до 1970 года). Вторая улица Строителей позже (1963) станет улицей Крупской, Третья – улицей Марии Ульяновой (1963), а Четвёртая – улицей Кравченко (1960).

Вообще, наши дома довольно долго оставались одинокими.

Позже возникли два корпуса дома № 8, на памяти нашего поколения – самой ранней – ещё бывшие жилыми. (В первом корпусе сейчас «Газпром», во втором, сменившем многих владельцев, – не только Следственный комитет, но и замечательная библиотека № 183 имени Данте Алигьери.) Дом № 9/10 по проспекту Вернадского (до сих пор помнится как «Рыба-Кулинария», хотя уж ни «Рыбы», ни «Кулинарии» в нём давно нет) был построен в 1957-м.

В том же году появились пятнадцатый и девятнадцатый дома по Ломоносовскому проспекту – тоже дома-близнецы, как и наши, просто это меньше бросается в глаза. Они были построены по одному типовому проекту (наш проект – скорее, штучный, воспроизведённый в Москве считанное количество раз), доработанному коллективом под руководством Е. Стамо специально для Юго-запада (в этот коллектив входили также И. Катков и А. Ивянский). Пятнадцатый был построен для членов Союза писателей СССР, девятнадцатый – для сотрудников Госплана.

Дома № 70/11 и 72 по Ленинскому – тоже если и не близнецы, то родные братья: над ними работала одна команда архитекторов.

Кинотеатр "Прогресс"

В 1958 году, по адресу Ломоносовский проспект, дом 17, был построен Кинотеатр Нашей Жизни: «Прогресс», само имя которого было упругим, горячим, молодым, обещавшим жаркие впечатления и вообще интенсивность жизни. У него есть два брата-близнеца – младших, построенных чуть позже: «Ленинград» на Новопесчаной улице и «Рассвет» на улице Зои и Александра Космодемьянских. Авторы проекта - архитекторы Е. Гельман, Ф. Новикова, И. Покровский, инженер М. Кривицкий.

В Москве конца пятидесятых наш «Прогресс» был знаменитостью. Он, как писал в уже упоминавшейся статье Алексей Рогачёв, стал первым в городе кинотеатром, выстроенным в остросовременной для того времени форме коробки. «Сделать здание запоминающимся помогли три элемента: облицовка в косую клетку - красным и желтым кирпичом, огромная ниша над входом, предназначенная для размещения афиш демонстрируемых кинофильмов и стеклянная "подрезка" снизу, создававшая впечатление, что основной объем здания висит над пустотой.»

Некоторое – недолгое, но яркое – время Юго-запад был территорией архитектурного прорыва, смелого, даже дерзкого (и притом, как мы видим и по нашим домам, вполне вписанного в традиции) архитектурного мышления.

1955г. Строится дом 72

Архитектурное развитие района можно описать как «остывание сложности». Постепенное упрощение, стадии которого мы можем наблюдать по стоящим здесь домам. «Верхнюю» точку процесса образуют Красные Дома, следующую стадию – дома 70 и 72 по Ленинскому, затем – дом № 9 по проспекту Вернадского и №№ 15 и 19 по Ломоносовскому. В этих последних, построенных в 1957-м, уже чувствуются шестидесятые с их аскетичными поджарыми формами: никакой лепнины, никаких торжественных арок.

Наши дома были замыслены и начали строиться на самом излёте «сталинского ампира» (точнее, советского монументального классицизма) - в самой, пожалуй, кульминационной его точке. Они успели воплотить в себе все его характерные черты: медленную пышность, крупную тяжеловесность, подробные украшения. Каждый из них - дом-церемония, дом-праздник, дом-собрание цитат из того в мировой архитектуре, что принималось за наиболее значимое. Немного дом-дворец.

Советский монументальный классицизм. Калужская застава (Площадь Гагарина)

Отличительные черты стиля, напомним: ансамблевая застройка улиц и площадей; синтез архитектуры, скульптуры и живописи; разработка традиций русского классицизма (которому в архитектуре свойственны «симметрично-осевые композиции» и «регулярная система планировки городов»); использование архитектурных ордеров; барельефы с геральдическими композициями и изображениями трудящихся; использование мрамора, бронзы, ценных пород дерева и лепнины в оформлении общественных интерьеров. Многое из этого мы узнаём в кварталах и домах Юго-запада.

Когда Красные Дома ещё заселялись – в 1954 году – в советской архитектуре начался коренной переворот: преодоление так называемых «архитектурных излишеств» (а с ним, на самом деле, – радикальное изменение восприятия пространства).

В конце 1954-го ЦК КПСС и Совет Министров СССР созвали так называемое Совещание по строительству («Всесоюзное совещание строителей, архитекторов и работников промышленности строительных материалов, строительного и дорожного машиностроения, проектных и научно-исследовательских организаций»), «на котором были подвергнуты резкой критике недостатки в области строительства и особенно в области архитектуры и архитектурной науки» («недостатки» - читай, избытки: излишества). И 4 ноября 1955 года ЦК КПСС и Совета Министров приняли постановление, в котором провозгласили «борьбу с эстетским формализмом за всестороннее понимание архитектуры». Именно эта дата считается официальным концом сталинского ампира. На смену ему отныне приходит - и длится уже до конца советской власти - «функциональная типовая советская архитектура» .

Но поздно: наши дома уже стояли.

Вообще, архитектурная мысль, на наше счастье, обнаружила известную инерционность – в окрестных домах, строившихся во второй половине пятидесятых (Ленинский, 70 и 72; Ломоносовский, 18) – мы ещё явно видим отблески средиземноморской архитектуры, итальянских палаццо.

Конец всему этому был положен только 3-м Всесоюзным совещанием по строительству, состоявшимся в апреле 1958 года. До этого наши окрестности успели в основных своих чертах сложиться.

Сразу же после дома №18 по Ломоносовскому проспекту (1957) были возведены дома № 23 по Ломоносовскому и №9 по Университетскому проспекту. В основе всех этих домов - один и тот же проект, но отделка каждого последующего из них всё проще и проще.

Очень долго оставалась незастроенной часть нечетной стороны Ломоносовского проспекта между метро «Университет» и Мичуринским проспектом, напротив МГУ. Для нас, росших в семидесятые, это было дикое неизведанное пространство, кусок хаоса среди городского ясного космоса, волновавший, пугавший, притягивавший. Переходивщий проспект Вернадского на Ту Сторону попадал в другой мир, почти терял ориентиры. Мы гуляли там с собаками и сами по себе, замирая от дерзости собственного воображения. Самое надёжное было – топтаться по кромке проспекта Вернадского, не углубляясь, - но хотелось же углубиться. До самого 2002 года здесь проходила железнодорожная ветка от Киевской железной дороги, созданная во время строительства МГУ. Здесь был бетонный завод и дальше, вглубь от проспекта, - гаражи, ангары... Романтика.

И лишь с 2003 года началась застройка проспекта между проспектами Мичуринским и Вернадского. Стал расти жилой квартал «Шуваловский», появились новые корпуса МГУ, в 2005-м появилось новое здание университетской библиотеки. Несколькими годами позже появился громадный торговый центр «Ашан» (вначале – «Рамстор») – «Капитолий». Пространство оформилось, повзрослело, стало чужим и незнакомым.

Мы, конечно, освоим его и таким. Скорее всего, привыкнем к нему; а то, как знать, вдруг и подружимся с ним. Но тогда-то и стало ясно, что детство кончилось. И, может быть, хотя верится в это уже совсем с трудом, - даже навсегда.